Да будет Сербия счастлива и сильна, радостью для всех Славян и предметом уважения для всех народов! Примите наш братский поклон...

Воспитание в обширном смысле есть, по моему мнению, то действие, посредством которого одно поколение приготовляет следующее за ним поколение к его очередной деятельности в истории народа. Воспитание в умственном и духовном смысле начинается так же рано, как и физическое. Самые первые зачатки его, передаваемые посредством слова, чувства, привычки и т. д., имеют уже бесконечное влияние на дальнейшее его развитие. Строй ума у ребёнка, которого первые слова были Бог, тятя, мама, будет не таков, как у ребёнка, которого первые слова были деньги, наряд или выгода...

Человек чувствует, что мир внешний и чувственный относится к нему как слово. Одно слово обще, положим, целому народу: но и всякое другое, только бы было основано на разумных законах, возможно. Мир субъективного создания, с его пространством и временем, также действителен, как мир внешний; а мир внешний есть только всем общий, и один, как говорит Русский человек: Божий мир, Божие солнце, Божий хлеб, и т. д. Я очень хорошо знаю, что у нас эта форма выражения «Божий» имеет, по преимуществу, значение благодеяния, но думаю, что и не без примеси понятия об «общем», например: в Божием мире...

Общая ошибка всей школы, еще не ясно выдающаяся в ее основателе - Канте и резко характеризующая ее довершителя - Гегеля, состоит в том, что она постоянно принимает движение понятия в личном понимании за тождественное с движением самой действительности (всей реальности). Быть может, вы вспомните, что я говорил об этой ошибке в давнишней статье моей "по поводу нескольких слов Гумбольдта". Пути понятия и реальности действительно тождественны, как лестница одна и та же для всходящего и нисходящего. Путь тот же, да движение диаметрально противоположно. Для понятия вещь сознается, и потому она есть или может быть; в реальности же она есть, и потому она сознается или может быть сознана. Такое простое правило даже и не приходило на ум Гегелю...

Трудно проследить философскую нить, которая должна была соединить между собою мысли, набросанные в виде отдельных заметок или размышлений; но во всех вы­сказывается одно: требование духовной цельности для правильного разуменья и признание отношенья веры к разуму, не как к чуждой, но как к низшей стихии, или иначе к стихии, которая полноту своего существования находит только в вере. Эта черта принадлежишь тому учению, ко­торого строгая последовательность возможна только в Церк­ви и которого красноречивым представителем был И. В. Киреевский...

В первом номере "Московского сборника" напечатана статья Ивана Васильевича Киреевского о просвещении западном и русском.

Аристотель покончил в Элладе дело анализа, во сколько анализ мог быть в ней плодотворен и во сколько он мог продолжать свое развитие не нарушая самых основ жизни, из которой возник. С Аристотелем и Александром, его современником и учеником, кончается историческая эпопея Эллады, ее истинный героический век. Нечего говорить о том, как дальнейшее развитие разума перешло по необходимости в одностороннее преобладание рассудка и как рассудок в своей односторонности, неизбежный скептик, засушил, подкопал и искоренил все живое; как болезненно искал он истины, как болезненно смеялся над тем, что найти ее нельзя, как гордился своим бессилием, как самодовольно бросил он явившейся Истине вопрос: что такое истина? - и отвернулся от ответа...

Недавно Гумбольдт, говоря о судьбах рода человеческого, напал на гегелевское учение о необходимости, управляющей историческими происшествиями. Гумбольдт говорит как защитник случайности и исторического партикуляризма. Он прав в нападении своем на историческую систему Гегеля, ибо система эта ложна от начала до конца, но он не прав ни в форме нападения, которая слишком поверхностна, ни в выводах, которые, если бы были справедливы, отняли бы у науки все ее достоинство и даже право на имя науки...

Я убежден, что, за исключением России, нет в Европе земли, которая бы так мало была известна, как Англия. Ты назовешь это парадоксом; пожалуй, ты посмеешься над моим убеждением: я и на это согласен. Сперва посмейся, а потом подумай, и тогда ты поверишь возможности этого странного факта...

Полнота и целость разума во всех его отправлениях требуют полноты в жизни; и там, где знание оторвалось от жизни, где общество, хранящее это знание, оторвалось от своей родной основы, там может развиваться и преобладать только рассудок - сила разлагающая, а не живительная, сила скудная, потому что она может пользоваться только данными, получаемыми ею извне, сила одинокая и разъединяющая...

Et tu quoque! [И ты тоже! (лат.)] И ты на меня нападаешь! И ты меня обвиняешь в несправедливости к русским и в пристрастном суде над иностранцами. Ты говоришь, что время безусловного поклонения всему западному миновалось, что мы осуждаем строго, иногда даже слишком строго, недостатки, ошибки и пороки наших европейских братии, а что с своей стороны они часто говорят о нашей Руси с уважением и доброжелательством. Скажу тебе сперва несколько слов в ответ на вторую твою критику: твои цитаты из иностранных писателей не доказывают ровно ничего. Кому неизвестно, что иногда случается французу, или немцу, или англичанину отозваться об России с каким-то милостивым снисхождением, несколько похожим на доброжелательство; но что ж из этого?

Недоброжелательство к нам других народов, очевидно, основывается на двух причинах: на глубоком сознании различия во всех началах духовного и общественного развития России и Западной Европы и на невольной досаде перед этою самостоятельною силою, которая потребовала и взяла все права равенства в обществе европейских народов...

Алексей Степанович Хомяков родился в Москве в 1804 году в дворянской семье. Отец поэта владел большим состоянием, но, будучи человеком безвольным, проиграл в карты более миллиона и после этого был отстранен женой, властной и умной женщиной, от ведения хозяйства...

Проблема «Пушкин и Хомяков» представляет собою часть общего вопроса о творческих взаимоотношениях Пушкина и славянофилов, об отношении Пушкина к зарождавшемуся русскому славянофильству и славянофильства — к Пушкину. Этот вопрос довольно редко ставился исследователями и частично намечен лишь в книге В. И. Кулешова «Славянофилы и русская литература». Указав на факты недоверчивого отношения Пушкина к формирующейся славянофильской идеологии, В. И. Кулешов делает, однако, характерное примечание: «Тут много еще ожидает нас мелочей, требующих объяснения, догадки»...

Переходя к философским взглядам Хомякова, остановимся прежде всего на его антропологии, которая является у Хомякова посредствующей между богословием и философией дисциплиной и которая служит базой его гносеологии. Из учения о Церкви выводит Хомяков то учение о личности, которое решительно отвергает так называемый индивидуализм. "Отдельная личность, - пишет Хомяков, - есть совершенное бессилие и внутренний непримиримый разлад". Лишь в живой и морально здоровой связи с социальным целым личность обретает свою силу, - и если Чаадаев, как мы помним, связывает личность с "мировым сознанием", то для Хомякова личность, чтобы раскрыть себя в полноте и силе, должна быть связана с Церковью. Хомяков решительно отвергает теорию среды (как "совокупности случайностей, обставляющих человеческие личности"), отвергает и индивидуализм, изолирующий и абсолютирующий отдельную личность. Лишь в Церкви, т.е. в свободном, проникнутом братской любовью к другим людям единении во имя Христа, - только здесь личность обретает все свои дары, всю полноту ее личного богатства. Разум, совесть, художественное творчество хотя и проявляются в отдельном человеке, но на самом деле они являются функцией Церкви, - т.е. и разум, и совесть, и художественное творчество вне Церкви реализуют себя всегда частично и неполно. Хомяков был восторженным почитателем русской "общины" как раз за то, что в ней так ясно был выражен примат социального целого...